– Господство? Это говорите вы? Те, кто поставил Константинополь и Петербург в одинаковые условия на Лондонской конференции? – султан, пока еще выбирая выражения, пытался всеми силами контролировать свою внезапную вспышку гнева.

Медленно опустив взгляд, посол изобразил смирение, но тут же поднял голову и привёл контраргумент:

– Британия никогда не оставит Константинополь наедине с таким мощным противником. Не дожидаясь Вашей высочайшей воли, мы уже прикладываем все усилия, чтобы нивелировать мечты русских о собственном полноценном металлургическом производстве и железнодорожном пути в Крым. По крайней мере, работаем над тем, чтобы максимально отсрочить эти события. А по вопросу финансирования, имеем абсолютно точные данные, что Адмиралтейству и Министерству путей сообщения в финансах отказа нет – это американские деньги за Аляску.

Султан молча слушал английского посланника, сдвинув брови и пытаясь понять, куда тот клонит.

– Дабы подтвердить решительность наших намерений, лорд Клиффорд с вашего высочайшего позволения готов презентовать проект серии новых броненосцев, два из которых будут заложены до конца года на Чатемской верфи.

Получив разрешение, Клиффорд развернул вплотную умещавшийся в тубусе чертёж и следующие тридцать минут в красках описывал преимущества новых инженерных решений, которыми был напичкан этот броненосец.

Опершись кулаками на стол, Абдул-Азиз навис над чертежом всей мощью своей борцовской фигуры и так простоял всё то время, которое понадобилось лорду для детальной презентации, по окончании которой воцарилась длительная пауза. Вопросительный взгляд султана красноречиво подводил посла Эллиота к продолжению спича[33].

– Вопрос цены подлежит обсуждению, ваше величество…

Султан продолжал хранить молчание, считая ниже своего достоинства вступать в какие-либо торги.

– Более того, это возможно сделать в кредит, – продолжил Эллиот, судорожно размышляя о пределах своих полномочий.

Ни одна эмоция не коснулась лица Абдул-Азиза.

– Я думаю, что мы сможем на этапе заключения соглашения сделать некий благотворительный взнос в пользу Османского двора… – английский посол выдвинул последний аргумент, который был в его распоряжении.

– Оставьте, – глазами указал на чертеж султан, благословив таким образом предстоящую сделку.

– Если Великий султан взвесит все наши аргументы, и примет наши предложения, то мы хотели бы знать, в какой мере Британия может рассчитывать на военный союз с Высокой Портой в случае открытого столкновения с русскими в акватории Чёрного моря и на их стороне побережья.

– Это зависит от самой Британии, – султан не тешил себя иллюзиями по поводу искренности британского посла. Единственное, чего Абдул-Азиз хотел сейчас меньше всего, это втягивать ослабленную свою страну во внешний конфликт. Тем более – с русскими.

Ни один правитель, а на востоке – тем более, каким бы деспотом он ни был, не может быть уверен в абсолютности собственной власти. Хитросплетения интриг, коварство друзей, отчаянность заговорщиков делают любого повелителя уязвимым от внешнего влияния. Абдул-Азиз об этом думал ежедневно после того, как русский посол Игнатьев не так давно раскрыл ему глаза на заговор ваххабитов, подстрекаемых Мидхатом-пашой[34], его злейшим врагом. Убийство удалось предотвратить только благодаря агенту Игнатьева, внедренному в их ряды. Знай Эллиот об этой подробности сейчас, скорее всего, он отменил бы свой визит, найдя наконец-то ответ на мучивший его вопрос – какова причина таких тёплых отношений между султаном Абдул-Азизом и посланником русского царя Игнатьевым.

– Это зависит во много от того, что ответит Великий султан… – посол Эллиот встал, обозначив тем самым, что сказать ему больше нечего.

– Аллах милостив, и он не позволит Великому султану ошибиться, – ответ Абдул-Азиза не обрывал возможности для последующего диалога, но и не слишком внушал надежды.

Дипломатическая миссия откланялась, покинув резиденцию правителя.

– Не находите, что мы услышали вежливый отказ? – после долгих раздумий лорд Клиффорд уже в карете продолжил разговор с послом.

– Время покажет. Абдул-Азиз непредсказуем в своих всплесках ярости и часто меняет свои решения. У нас много шансов, но все они будут призрачны, пока Игнатьев имеет на султана такое влияние. До сих пор не понимаю, чем же он его так к себе привязал, – ответил сэр Эллиот, не отводя взгляда от окна кареты, за которым кипела буйная жизнь Константинополя.

– Я знаю… Но это не так уж теперь и важно. Играем дальше…

30 июля 1871 г. Санкт-Петербург.

Пора белых ночей закончилась, так и не дав горожанам по-настоящему насладиться солнцем. Дождило через день, и привыкшие к такому положению дел питерцы лишь ворчливо жаловались друг другу в торговых рядах, да всяких лавках на капризы погоды. Сегодня, будто заслышав это ворчание, дежурный повелитель дождя смилостивился и одарил Петербург долгожданным теплом, позволив горожанам снять накидки и отложить в сторону зонты.

Один из таких прохожих, благородного вида старик, седина которого резко контрастировала с черным шелком его цилиндра, погрузился в свои мысли, неспешно двигаясь в сторону Государственного совета по Дворцовой площади, при этом отбивая металлическим наконечником своей трости равномерные и звонкие удары по каменной мостовой. Благородство это было совершенно не напускным, как часто случалось со многими столичными фанфаронами, и подчеркивалось оно не дорогой одеждой или тростью из красного дерева. Решающим здесь был взгляд, выражающий не то, чтобы безразличие к окружающей суете, но умение отделить поверхностное от важного, искреннее от лицемерного, правдивое от ложного.

В свои семьдесят три года Александр Михайлович Горчаков, государственный канцлер Российской империи, министр иностранных дел и, с недавних пор, светлейший князь, своей остротой ума мог дать фору любому аристократу, но состязаниям в остроумии он предпочитал баталии дипломатические, где каждое слово, каждый аргумент тщательно взвешивались, ибо имели последствия порой неисправимые.

Заботы светлейшего князя о мире для его страны напоминали шахматную партию, но не на одной, а на многих досках.

Стоило где-то дать слабину, как об этом узнавали и другие игроки, после чего они рьяно шли в атаку, почуяв шаткость позиций Горчакова. И наоборот, получив по носу, оппоненты в Европе тут же начинали шептаться с соседями в поисках компромисса, единственной целью которого было – совладать с Россией хоть в одной из партий, поставить ей мат хоть на одном из полей, а потом, собравшись с силами, ударить всем вместе, как это случалось не единожды.